Евгений ПАНИН: «Аплодировал весь адвокатский Париж!»

Конкурс ораторов на приз Марио Штази, организованный Парижской коллегией адвокатов, – самый престижный среди соревнований по красноречию. Тем более значимо, что впервые за всю историю конкурса за звание лучшего оратора с пятью другими финалистами сражался представитель адвокатской корпорации России, советник президента АП Воронежской области, заместитель председателя Союза молодых адвокатов России Евгений Панин. Примечательно, что он оказался единственным, для кого французский язык не является родным.

– Евгений, где Вы брали уроки французского?

– Немного занимался с репетитором. После того как научился разговаривать «на уровне вежливости», стал общаться с моими французскими коллегами и друзьями. Сегодня главный мой наставник по французскому языку – ассистент советника по правовым и судебным вопросам посольства Франции в России Кристина Владимировна Дрожжа. Она замечательный, но очень строгий наставник.

– Расскажите, как получилось, что французский язык стал играть значительную роль в профессиональной карьере, если это так, и каковы этапы этой карьеры?

– Всё началось с юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, когда меня после одной из конференций отправили в Женеву, где ранее располагался Международный центр Ломоносова.

Два года подряд я присутствовал на женевских мероприятиях, там познакомился с казначеем Совета молодых адвокатов Женевской коллегии адвокатов, а он в свою очередь представил меня вновь избранному на тот момент первому секретарю СМА. Период работы, связанный с Женевской коллегией адвокатов, весьма интересен, так как фактически это был этап становления. Я неоднократно присутствовал на различных мероприятиях, в том числе на праздновании 120-летия Женевской коллегии адвокатов, а также на балах председателя коллегии адвокатов (Бал дю Батонье).

Помню, как в 2015 г. Грегуар Манже, вступая в должность председателя Женевской коллегии адвокатов, с трибуны перед собравшимися 1250 адвокатами выражал в том числе благодарность советам молодых адвокатов Женевы, Парижа, Брюсселя, Люксембурга и… Воронежа. Это были и первое упоминание российского города, и первая благодарность, произнесенная в официальной приветственной речи председателя за 120 лет существования Женевской коллегии адвокатов. Ну и аплодисменты в тот момент звучали самые громкие. (Улыбается.)

Через год после этого мероприятия я «переехал» в адвокатский Париж.

Стоит сказать, что впервые я попал во французскую столицу в 2013 г. юнцом, которого никто не знал в этом прекрасном городе. И вот спустя шесть лет, говорю это без ложной скромности, когда я принял участие в конкурсе Штази, представляя молодую адвокатуру России, и произносил речь с трибуны Апелляционного суда Дворца правосудия Парижа на 76-м Конгрессе молодых адвокатов Франции, передавая в ней в том числе пожелания президента ФПА РФ Юрия Сергеевича Пилипенко, мне аплодировал весь адвокатский Париж! Отмечу, что и в конгрессе, и в конкурсе Штази представитель нашей корпорации участвовал впервые в истории как российской, так и французской адвокатуры.

– Насколько мне известно, Вы ведете дела, связанные с международным правом, и бываете за рубежом не только в качестве туриста. Расскажите об этой стороне Вашей практики.

– Да, это так. У нас есть офисы в Афинах, Женеве, Париже.

Из более значимого: мы с моими партнерами Романосом Скандамисом и Маритой Вакерли в ноябре 2014 г. взялись за очень интересное дело российской гражданки на о. Родос. Оно освещалось в журнале «Российский адвокат», поэтому скажу коротко: суд первой инстанции назначил нашей подзащитной наказание в виде одного года условно, а апелляционный суд отменил этот обвинительный приговор и вынес оправдательный. Таким образом, в моей практике оправдательные приговоры не только в РФ.

– Всех потряс Ваш успех на конкурсе на приз Марио Штази, организованном Парижской коллегией адвокатов. Не все знали до этого момента о таком интеллектуальном состязании. Введите в курс.

– Этот конкурс проводится ежегодно. Он учрежден Парижской коллегией адвокатов в память о бывшем (ныне покойном) председателе коллегии Марио Штази (1986–1987), блестящем судебном ораторе. Право выступить в финале получают лучшие из лучших ораторов после проведения отборочного этапа.

– Как Вы пришли к участию в этом конкурсе, как готовились? Далась ли победа легко, на творческом подъеме или подготовка требует труда и навыков?

– Когда я присутствовал в составе российской делегации на приеме у председателя Парижской коллегии адвокатов, проходившем во Дворце правосудия, в ходе встречи делегаций в зале заседаний Совета коллегии мадам Батонье Мари-Эмэ Пейрон пригласила меня принять участие в этом конкурсе. Я прошел отборочный этап и попал в шестерку лучших, кому предоставлялось право говорить в финале этого конкурса.

Далась ли победа легко? Спустя несколько месяцев полагаю, что можно открыть тайну.

В Париж для участия в данном конкурсе, а также Вечере солидарности я вылетел с очень высокой температурой. Приехав в парижскую квартиру, я пролежал в постели три дня, принимая массу таблеток и сиропов. Если честно, я хотел отказаться от участия в этих мероприятиях, так как болезнь совершенно выбила меня из колеи и наступила некая апатия. Но я понимал, что представляю на этом конкурсе не себя, не отдельную группу людей… Я представляю нашу адвокатскую корпорацию, и назад дороги нет! Поэтому, собрав силу и волю в кулак, после шести дней болезни и с температурой 37,5 я отправился выступать.

Отмечу, что у всех остальных конкурсантов, участвовавших в финале, была весомая моральная поддержка. За них приехали «поболеть» председатели коллегий (президенты), а также члены коллегий (численность делегаций составляла от 5 до 30 человек).

Меня же поддерживала лично только Татьяна Карасёва, член Совета Адвокатской палаты Пензенской области. Кроме того, я был единственным конкурсантом, для которого французский язык не является родным.

Но, повторюсь, за моей спиной была корпорация, и я был не вправе ее подвести. Забыв во время выступления про болезнь, бился не за себя, но за престиж российской адвокатуры на международной арене.

– В чем заключался конкурс? Нужно было рассказать о каком-то деле, произнести защитительную речь? 

– Тема конкурса звучала как «Защита защиты». Это очень актуальная тема не только во Франции, но и в других странах мира. Для правильного понимания, в России это звучит как «защита профессиональных прав адвоката».

– Можно ли назвать это состязание конкурсом ораторского мастерства, который предполагает оценку риторических приемов выступающего? Какие из них принесли Вам успех?

– Безусловно, этот конкурс является ораторским. Каким образом жюри оценивает то или иное выступление, для нас, конкурсантов, тайна. Отмечу лишь, что необходимо произнести речь как по форме, так и по содержанию именно по-французски. Французские адвокаты говорят иначе, чем, например, привыкли говорить в российских судах. Речь французских коллег даже в простом процессе всегда отличается четкостью, последовательностью, красотой и, безусловно, харизмой. Наблюдать выступления французских адвокатов в суде – сплошное удовольствие.

– Считаете ли себя везунчиком? Как относитесь к высказыванию «чем больше я тружусь, тем чаще мне везет»?

– Труд и везение, на мой взгляд, находятся в несколько разных плоскостях. Безусловно, трудиться важно и нужно, но в данном случае я бы хотел ответить словами Кристины Дрожжа, которые она сказала мне сразу же после объявления результатов конкурса в Париже: «Теперь я поняла, что побеждает не тот, кто пашет каждый день; побеждает тот, кто умеет побеждать!»

Алексей Королёв,
Юлия Румянцева-Томашевич

---

Минувшие 20 лет были золотым веком российской адвокатуры

Благодаря Закону об адвокатской деятельности соблюден баланс между интересами адвокатуры и общефедеральными ценностями

В связи с 20-летием Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» президент ФПА РФ Юрий Пилипенко поделился мнением о значении этого законодательного акта для российской адвокатуры и оценил как уже внесенные в него изменения, так и готовящиеся поправки, рассказав о работе над некоторыми из них.

– Юрий Сергеевич, 31 мая исполняется 20 лет со дня принятия Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». Как Вы оцениваете эти два десятилетия в жизни российской адвокатуры?

– 20 лет – ​славный юбилей и, конечно, повод поговорить о нашем Законе об адвокатской деятельности и адвокатуре.

Первое, что стоит упомянуть, – ​и не новое, поскольку об этом я уже не раз говорил, а сегодня хотел бы особенно подчеркнуть: 20 лет в истории российской адвокатуры, прошедшие под сенью и в рамках современного Закона, юбилей которого мы отмечаем, являются золотым веком российской адвокатуры, и вряд ли это преувеличение.

Когда я ранее высказывал эту точку зрения, то, не буду скрывать, наблюдал в глазах некоторых коллег определенного рода скепсис. Но думаю, что серьезные поводы для такого скепсиса уменьшаются. Что не исключает моего искреннего намерения пожелать нашей корпорации дальнейшего и бóльшего процветания.

Да, многие могут сказать, что у нас есть проблемы с количеством оправдательных приговоров, например, с удовлетворяемостью ходатайств и заявлений адвокатов, с допуском адвокатов к их подзащитным, с необоснованными досмотрами… Существует известный ряд таких претензий, которые обычно предъявляют адвокаты, говоря о сложностях, с которыми сталкиваются в своей профессиональной деятельности.

Но должен сказать, что эти претензии относятся, по здравому размышлению, скорее к функционированию системы правосудия и правоохранительных структур, чем к адвокатской корпорации, хотя они и неразрывно связаны между собой. И даже вот эти проблемы мы, насколько у нас хватало сил, возможностей и авторитета, решали. И некоторые решили. Но коллеги, сталкиваясь с проблемами и препятствиями в своей профессиональной деятельности, по привычке чаще винят в этом свою корпорацию – ​им так проще, а мне это понятно.

– Приведите, пожалуйста, примеры таких решений.

– Вспомним, например, поправки в Уголовно-процессуальный кодекс РФ, которые были приняты в 2017 г. (Федеральный закон от 17 апреля 2017 г. № 73-ФЗ. – ​Прим. ред.) и направлены на обеспечение дополнительных гарантий независимости адвокатов при осуществлении ими профессиональной деятельности. Напомню, что в предшествовавших подготовке этого документа, который был внесен в Государственную Думу Президентом РФ, рекомендациях Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека были учтены очень многие предложения Федеральной палаты адвокатов.

Среди внесенных в УПК изменений и дополнений – ​новая редакция ст. 161 УПК РФ, устанавливающая перечень сведений, на которые не распространяется запрет на предание гласности данных предварительного расследования; ст. 450.1, определяющая особенности производства обыска, осмотра и выемки в отношении адвоката. Тогда же впервые в УПК появилось упоминание о Федеральной палате адвокатов как об институте: в положения, регламентирующие назначение защитника, внесено дополнение о том, что оно производится в порядке, определенном Советом ФПА РФ.

Несколько раньше, в 2015 г., в Гражданском кодексе РФ впервые появилось упоминание об адвокатуре – ​закреплен статус адвокатских палат и адвокатских образований как некоммерческих корпоративных организаций (Федеральный закон от 13 июля 2015 г. № 268-ФЗ. – ​Прим. ред.).

– А как Вы оцениваете организацию корпоративного самоуправления?

– Корпоративная жизнь – ​а в значительной степени Закон и посвящен нашей корпоративной жизни и деятельности – ​была, на мой взгляд, достойна похвал, за редкими исключениями. Возможно, кто-то опять выскажется или подумает об этом скептически. Я просто уверен, что найдутся критики, тем более что в последние несколько лет мы могли слышать и читать достаточно жесткие и бескомпромиссные высказывания в наш адрес со стороны некоторых наших романтично настроенных коллег.

Они и не согласятся с моей оценкой, но это их право, их позиция.

А я утверждаю и повторяюсь, что с корпоративной точки зрения, с точки зрения самоуправления прошедшие 20 лет продемонстрировали высокую степень адекватности Закона реальным обстоятельствам, в которых существовала и развивалась адвокатура все эти славные 20 лет.

У нас были соблюдены, на мой взгляд, все важнейшие балансы: между интересами адвокатов; интересами адвокатских образований и их руководителей и адвокатов; между интересами адвокатских образований и региональных палат; и самое главное, за что в большей степени в ответе и лично президент ФПА, и мои замечательные коллеги по Совету Федеральной палаты, – ​между интересами региональных палат и общефедеральными ценностями, задачами и приоритетами. Именно Закон об адвокатской деятельности и адвокатуре позволил нам всё это осуществить, не «перегнув палку» ни в каком из наших проявлений.

– Можете ли Вы вспомнить какие-то интересные дискуссии, происходившие при подготовке проекта Закона об адвокатуре?

– Лично я – ​нет, не могу, потому что не принимал в разработке Закона никакого участия. Об этом надо спросить, конечно же, его авторов. Могу вспомнить примерно человек 10, которые в течение этих 20 лет называли себя – ​с разной степенью объективности и напора – ​авторами этого документа. Думаю, что каждый из них, наверное, в той или иной степени имеет право себя так позиционировать, и они могли бы ответить на этот вопрос с разной степенью подробностей.

Но приведу один интересный казус из истории подготовки современного российского федерального законодательства об адвокатуре. Не помню, кто был автором законопроекта, о котором сейчас скажу, но, кажется, он был даже в «Российской газете» опубликован. И там черным по белому было написано, что у адвокатов должно быть право на ношение оружия. Это меня тогда сильно повеселило, но понятно было, что это лишь чьи-то пожелания. Благие пожелания.

– За 20 лет Закон об адвокатуре претерпел ряд изменений. Какие внесенные в него поправки, на Ваш взгляд, сыграли положительную роль, а какие – ​наоборот?

– Изменений в наш Закон внесено было немало за предыдущий период времени. Но и не так чтобы уж и слишком много, памятуя известную тягу нашего законодателя и законодательства к переменчивости. Помню три пакета поправок. И если в разработке первоначального законопроекта я участия не принимал, то в подготовке каждого из последовавших пакетов поправок участвовал с той либо иной степенью вовлеченности и ответственности за эти поправки.

Самой любопытной была ситуация разработки первых поправок: спустя года полтора после принятия Закона сами законодатели инициативно предложили ФПА в принципе пересмотреть его текст, не меняя концепцию, и поправить всё то, что на практике показало себя не работающим либо мешающим развитию и деятельности адвокатуры. Был дан, так сказать, «карт бланш».

Вспоминаю эти моменты: первый президент Федеральной палаты адвокатов – ​Евгений Васильевич Семеняко, наобщавшись с президентами палат, я (Юрий Пилипенко в 2004 г. был членом Совета ФПА РФ. – ​Прим. ред.) и еще одна симпатичная девушка, которая вызвалась нам помогать технически, перечитывали Закон вдоль и поперек и искали, что же в нем можно было бы поправить из неконцептуального. Но имевшегося на тот момент почти двухлетнего опыта применения Закона не хватало, чтобы предложить всё то, что было бы нужно тогда включить в текст. Это было открытое окно возможностей, которыми мы воспользовались, на самом деле, лишь частично.

Вот такой был момент в истории внесения поправок. Хотя даже при том уровне благожелательности наиболее заметные предложения были внесены законодателем, депутатами Государственной Думы. А все адвокатские предложения обсуждались принципиально.

Два остальных пакета принимались в совсем ином ключе и в основных своих положениях учитывали прежде всего настроения и законодателя, и Министерства юстиции. Это были изначально не наши инициативы. Какие-то поправки дополнительно предлагали мы, что-то из первоначальных задумок было принято в нашей редакции, а многое сохранилось в первозданном виде. Есть какие-то идеи, с которыми мы и по сию пору не согласны, но, так как они уже воплощены в Законе, мы их исполняем.

В частности, для примера могу привести поправку о том, что президенты и члены советов палат разделены с квалификационными комиссиями. И как тогда я не считал эту поправку полезной, так и спустя уже несколько лет применения пользы от нее не наблюдаю. Другое дело, что мы благодаря некоторым изменениям в Кодексе профессиональной этики адвоката сумели слегка откорректировать ее применение. Ну и, наверное, надо высказать благодарность руководителям региональных палат, которые сумели на практике так выстроить взаимоотношения и ситуацию в своих палатах, что применение этого положения Закона не привело пока к каким-то заметным и серьезным конфликтам, хотя и могло бы к ним привести.

– Вы ранее говорили, что первая редакция Закона отводила Федеральной палате адвокатов роль «английской королевы», то есть главы без реальных полномочий. В последние годы в Закон был внесен ряд поправок, расширяющих полномочия ФПА. Каково значение ФПА для адвокатской корпорации?

– Не скрою, такое ощущение относительно роли ФПА в адвокатской структуре у меня было, но в то же время было и есть понимание, что такое положение вещей, особенно в отсутствие опыта общефедерального самоуправления, вполне ожидаемо и оправдано. Многие опасались появления «министерства адвокатуры», вот и сделали всё возможное, чтобы имела место одна лишь «координация деятельности» в коротком перечне полномочий ФПА.

Но время, как это почти всегда бывает, всё расставило по своим местам, «министерства адвокатуры» не появилось (есть и те коллеги, которые считают, что и «к сожалению»), роль ФПА естественным образом как фактически, так и за счет поправок в Закон возросла, полезность такого рода изменений не могут отрицать даже самые отъявленные скептики (нескольких я знаю).

Всё, что я знаю о российской адвокатуре и о событиях в ее жизни в последние 10–20 лет, свидетельствует о том, что роль Федеральной палаты адвокатов крайне важна. Если бы ФПА не играла ту роль, которую она играла все эти годы в российской адвокатуре, ее обязательно играло бы государство. Это и координация, и решение общих задач, и определение стратегии, и корпоративный контроль за соблюдением Закона и корпоративных актов. Понятно, что не может не быть такой роли в этой пьесе.

– Чего, с Вашей точки зрения, не хватает в Законе об адвокатуре? Какие положения можно было бы добавить или уточнить, чтобы этот документ стал совершеннее?

– Является ли текст закона идеальным? Отвечу сразу: конечно же, нет. И у меня в том числе есть определенные претензии не только к текстуальному выражению некоторых его частей, но и к некоторым принципиальным вещам. И мы нашим коллективным разумом и волей эти вещи пытались все эти годы подправить, подредактировать. Кое-что удалось сделать, что-то – ​нет.

Из того, что не удалось исправить, хотя мы много об этом думали и много работали в этом направлении, – ​это положение, что только адвокат, без всяких исключений, является лицом, оказывающим юридическую помощь. А мы все понимаем, что адвокатура за эти 20 лет проявила себя не только как защитница в уголовных делах, но и как советница в вопросах бизнеса. И, конечно же, в этой части то обстоятельство, что только адвокаты могут оказывать юридическую помощь, – ​скорее недостаток, чем достоинство.

Мы предполагали, что в рамках Концепции регулирования рынка профессиональной юридической помощи, которая обсуждалась последние 10 лет, это узкое место будет расшито. Именно такого рода идеи в тексте Концепции и содержались. Но она, к большому сожалению, года два назад потеряла актуальность в силу объективных причин, пандемии в том числе, а сегодня очевидно, что пока и не до Концепции. Хотя надежды всё равно не теряем, будем эту линию проводить и в современных условиях, потому что нам адвокатура дорога и важна как институт, вне зависимости от некоторых внешних обстоятельств.

– В какой мере, по Вашему мнению, отвечают базовым принципам деятельности адвокатуры и ее интересам поправки в Закон об адвокатуре, которые готовит в настоящее время Минюст России?

– Четвертый пакет поправок, инициированный Министерством юстиции РФ, как всегда бывает и, наверное, всегда будет в адвокатском сообществе, вызвал просто феерическую реакцию.

Хотя, действительно, только одна из них вызывает практически у всех, кто о ней так или иначе упоминал и кого я слышал, отрицательное отношение. Это п. 4 ст. 17.1, которую предлагается включить в Закон об адвокатуре. Он предусматривает обжалование органом юстиции в судебном порядке решений совета адвокатской палаты, принятых по результатам рассмотрения представлений органа юстиции. (Возражения против этого положения в части, касающейся представлений, которые внесены в порядке и по основаниям, предусмотренным п. 2 и 7 ст. 17 Закона об адвокатуре, аргументированы в правовой позиции Федеральной палаты адвокатов, опубликованной на сайте ФПА РФ. – ​Прим. ред.) Все остальные предлагаемые изменения и дополнения, на наш взгляд, являются в той либо иной степени приемлемыми для корпорации.

И почему-то никто не хочет брать во внимание – ​ни те, кто критикует, ни те, кто скептически наблюдает за этими поправками, – ​что опубликованный текст является результатом компромисса, длительной работы и дискуссий на площадке Минюста, в которых принимали участие до восьми членов Совета Федеральной палаты адвокатов, и в любом случае многое из того, что изначально в проекте содержалось, нам удалось отредактировать или исключить в ходе этих дискуссий.

И, конечно же, люди, ни за что не отвечающие и даже не имеющие представления о таком явлении, как ответственность не только за «себя родного», но и за большую группу людей, за всю корпорацию, «вскипели» на страницах социальных сетей. Но всё это теперь улеглось – ​может быть, перестало быть им интересным, а поправки, по всей видимости, будут всё-таки приняты, как и планировал Минюст.

– Каково, по Вашему мнению, будущее российской адвокатуры в перспективе 10–20 лет?

– Мир меняется настолько стремительно, что не рискну делать прогнозы на такую отдаленную перспективу. Скажу одно: Федеральная палата адвокатов, мои коллеги по Совету, руководители палат сделают всё, на что хватит сил и возможностей, чтобы и через 10, и через 20 лет российская адвокатура развивалась как независимый институт и профессиональное сообщество, защищающее права и свободы граждан.