Адвокат на перекрестке эпох

Чем Андрей Тарасов заслужил поцелуи Марины Влади и доверие Бориса Ельцина

Почетное звание «Заслуженный адвокат Адвокатской палаты города Москвы» присвоено партнёру Генри Резника по одному из старейших адвокатских бюро Андрею Тарасову, отметившему 70-летний юбилей. На заседании Совета АП г. Москвы 17 августа президент палаты Сергей Зубков торжественно вручил юбиляру удостоверение о награждении. «Фемида Грата» публикует интервью, которое Андрей Тарасов дал журналу «Российский адвокат» в конце минувшего года (№ 4/2022).

Стену кабинета заместителя управляющего партнера АБ «Резник, Гагарин и партнеры» Андрея Тарасова украшает доверенность за подписью первого Президента России Бориса Ельцина. «Это факсимиле?» – спрашиваю адвоката. «Нет, смотрите, она даже выцветает, – возразил он. – У меня еще пять таких». В интервью «Российскому адвокату» маститый коллега рассказал, почему президентскому адвокату полагалась аудиенция у Ельцина, как скоро достиг максимальных адвокатских гонораров в советское время, а также что помогло вытащить из-под уголовного катка одного из генералов по «делу Чурбанова».

Признательность кинодивы

– Сперва о сентиментальном. Что у Вас за адвокатско-романтическая история произошла с Мариной Влади?

– В феврале 1989 года ко мне обратился Никита Высоцкий по поводу вышедшей книги Марины Влади «Владимир, или Прерванный полет». Он считал, что Влади там очень нехорошо отзывается о его матери, актрисе Людмиле Абрамовой, и о его дедушке: «Мы хотели бы привлечь ее к суду о защите чести и достоинства».

Договорились, что я сперва прочту книгу. Встретились через неделю. Я ему объясняю: «Понимаете, Никита, с моей точки зрения, правовых оснований для иска практически нет. Потому что она ничего не утверждает, она пишет: “мне казалось”, “мне думалось” – это свободное выражение ее мыслей, но не утверждение чего-то, что не соответствует действительности. Оценочные мнения».

Второе: «Давайте представим себе в больном воображении, что тем не менее мы состряпали исковое заявление, подали, дело начали рассматривать. И даже вынесут решение в Вашу пользу. Скажите, гражданке Французской Республики на решение московского суда будет не наплевать? А грязи может быть столько, что Вы потом подумаете, зачем мы это начали».

И самое главное: «Вы, конечно, можете найти юриста, который ухватится за это дело. Но он будет думать не о Ваших интересах, а о том, чтобы помелькать на фоне известных фамилий – Влади, Высоцкий. А мне это не надо». В то время я появлялся уже во «Взгляде», в программе «Добрый вечер, Москва!».

Никита сказал: «Да, я всё понял». Так дела и не было. Позднее я попросил согласия Никиты Высоцкого на то, что могу придать огласке его обращение ко мне. Он такое письменное разрешение дал.

Сентябрь того же года. Я в Париже в составе очень большой делегации по случаю 200-летия Французской революции. Торжественный прием совпал с днем рождения скульптора Михаила Аникушина, с которым я уже успел поделиться рассказом о несостоявшемся иске. Его поздравляют представители русского бомонда Парижа, подходит и Марина Влади. А я как раз был поблизости. И тут он ей говорит: «Мариночка, вот стоит рядом интересный человек. Сейчас я тебе расскажу». И выкладывает всю историю. Она поворачивается ко мне: «Я не думала, что в Советском Союзе могут быть приличные адвокаты. Разрешите я Вас поцелую?» Я, конечно, не возражал. Влади трижды меня облобызала и удалилась.

Ученица Брауде

– Как Вы попали на юридическую стезю?

– Совершенно случайно. Хотел стать археологом, поступал на исторический факультет МГУ, но недобрал баллов на дневное отделение и ушел в армию. После службы уже основательно готовился к поступлению и решил потренироваться в сдаче экзаменов. А тогда юрфак МГУ располагался на Большой Никитской, где я работал, и предметы там сдавали такие же, как на историческом. Отнес документы, прошел экзамены и, представьте себе, поступил! И тогда стало жалко всё бросить и опять испытывать судьбу. Утешился тем, что на юрфаке тоже изучают историю – зарубежного права, государства и права. Был отличником, всего одна четверка попала в диплом – по судебной статистике.

– Почему выбрали адвокатскую карьеру?

– Судьей я стать не мог, поскольку никогда не был членом партии. Погоны не любил. А на зарплату юрисконсульта семья с маленьким ребенком едва сводила бы концы с концами. Студентом-то я подрабатывал на двух работах, и понижать уровень достатка не хотелось. По этой же причине не привлекала и аспирантура, хотя мне предлагали такой вариант.

Определиться помогла судьбоносная встреча. На выпускном курсе в 1980 году знакомые попросили меня сопровождать адвоката Генриетту Яковлевну Шварц, которая должна была защищать их сына в городе Иванове. Он после пары отсидок работал художником в местном музыкальном театре и попутно участвовал в отъеме денег и драгоценностей у поляков, которые приезжали в областные центры скупать огромные золотые перстни с красными камнями.

Генриетта Шварц когда-то была стажером известнейшего присяжного поверенного Ильи Давыдовича Брауде. Она передвигалась на такси, обладала хриплым голосом и не выпускала изо рта сигарету. Благодаря дочке, работавшей переводчицей в американском посольстве, у нее не переводились «Мальборо». Мне нужно было помочь немолодому адвокату что-то поднести, где-то заплатить. И там, в Иванове, я впервые столкнулся с живым уголовным процессом, а тогда всё-таки велся процесс – не то что сейчас. Я был глубоко впечатлен. Между разговорами Генриетта Яковлевна спросила меня: «Ты скоро заканчиваешь учебу. И куда собрался-то?» Я объяснил свою патовую ситуацию. А она говорит: «Иди к нам, в адвокатуру!»

А тогда специально ограничивалась численность адвокатов, потому что Коммунистической партии Советского Союза невыгодно было правовое просвещение. И, естественно, в адвокатуру попадали преимущественно дети адвокатов. Я говорю: «Кто ж меня возьмет?» Генриетта Яковлевна хмыкнула: «Ну ты ведь отличник. При распределении заяви, что хочешь. Тебе не смогут отказать!»

Адвокатский лимит

– И действительно. Заходим на комиссию по распределению. Сидит куча «покупателей» – прокуратура, МВД, Минюст… В том числе и адвокатура: как сейчас помню, Михаил Павлович Козин, заместитель председателя Московской городской коллегии адвокатов, она тогда единственная была в данном субъекте Федерации. Декан Юрий Маркович Козлов спрашивает меня: куда? Говорю: «Хочу в адвокатуру». Он поднимает Козина. А у того уже список, кого берет в адвокаты. Но тут представитель Минюста (а тогда распределение было через Министерство юстиции, и там был отдел адвокатуры) подал голос: «Отличник, именной стипендиат. Надо [взять]!» Тогда Козин говорит: «Ну раз Минюст направляет…» Таким образом я и оказался в столичной коллегии адвокатов.

А Генриетта Яковлевна Шварц мне сказала: «Я тебя устрою, у тебя будет замечательный патрон». И отправила меня к Борису Фатыховичу Абушахмину в юридическую консультацию № 18 в районе Преображенской площади. А дальше пошла работа. Конечно, молодым и зеленым адвокатам (какими в ту пору были я и Николай Гагарин, который пришел позже меня, хотя был и немного старше по возрасту) в основном доставались дела по назначению. Иногда выпадало по два-три дела в день в одном суде, когда бегаешь из зала в зал. Но всё равно к ним относились с большой ответственностью и тщательностью. И если выяснялось, что, защищая, ты не посетил своего подзащитного в изоляторе, то это было основанием для отчисления, считалось серьезным проступком. Хотя у нас от Преображенки до «Матросской тишины» было совсем недалеко.

Однажды был смешной случай: я еду по Стромынке в набитом троллейбусе в сторону Бутырской тюрьмы, а Гагарин вошел в районе «Матросской тишины» с другого конца салона. Стоят два очкарика с портфелями. Я ору: «Коль, ты откуда?» – «Откуда-откуда… Из тюрьмы! А ты куда?» – «А я в тюрьму». Народ так посмотрел на нас…

Планка гонораров

– Сколько тогда Вы получали как адвокат?

– Верхний предел был 330 рублей. Всё, что зарабатывалось свыше, шло в фонд коллегии, из которого выплачивались стипендии стажерам и вознаграждение адвокатам-наставникам за патронирование. Тогда стажировка была шесть месяцев, потом стала девять, а ныне – от года до двух. И, в общем, через какое-то время мы с Николаем Алексеевичем по 300 рублей и зарабатывали. Но мы пахали.

И самое главное – в первые два-три года ты попадаешь и на какие-то большие дела. На тебя же смотрят, оценивают. Допустим, когда Абушахмин был занят, он передавал дело нам – зная, что эти-то точно добросовестно отработают.

Так было лет пять-шесть. А потом вообще всё стало хорошо, поскольку началось дело Чурбанова Юрия Михайловича [зять генсека Брежнева, первый замминистра внутренних дел СССР], 1986 год.

Эстонский акцент в деле Чурбанова

– Я защищал первого заместителя министра внутренних дел Узбекской ССР Атамурада-аку Мухаммадиева. Это единственный генерал из «команды Чурбанова», в отношении которого уголовное дело было прекращено. Но здесь заслуга прежде всего самого Атамурада-аки, который за 2,5 года следствия не дал ни слова показаний по 14 эпизодам взяток, которые ему вменяли. Остальные генералы-фигуранты кололись и признавали вину в надежде на облегчение участи, а он про всё говорил: «Клевета!»

Изучая в деле заявления о даче взяток, я обнаружил следующее. Все они были написаны как под копирку и поступили в очень короткий период, в течение двух-трех месяцев, из разных точек Советского Союза, где так называемые взяткодатели уже отбывали наказание за другие преступления. Поскольку копировать материалы дела тогда было нельзя (в лучшем случае – фотографировать), я взял и переписал все заявления дословно. Начал анализировать, кто их авторы, в том числе по национальному признаку. Там были таджики, узбеки, по паре-тройке русских и украинцев и – вот оно, счастье! – один эстонец. И вот тут у меня мелькнула мысль: ну не может быть, чтобы люди разных национальностей писали одинаково, и уж точно не будет так строить фразы носитель эстонского (очень небогатого, кстати) языка.

И тогда со своими копиями я направился в Институт русского языка и попросил дать мне мнение специалистов. Два доктора и один кандидат филологических наук вынесли заключение, что тексты исполнены носителем русского языка, наиболее вероятно – с ярославским диалектом. Всё срослось, потому что группа следователей, которая разрабатывала моего генерала, – это были сотрудники ярославской прокуратуры, прикомандированные к Генпрокуратуре.

Пошел к руководителю следственной группы Тельману Гдляну с ходатайством о проведении экспертизы, поскольку на руках пока было только мнение специалистов. Тот говорит: не надо ходатайства, подождите неделю. Что они сделали? Дело моего генерала выделили в отдельное производство и через два месяца прекратили за отсутствием состава преступления.

Адвокат Ельцина

– Расскажите, как Вы были адвокатом Президента РФ.

– Я представлял интересы Бориса Николаевича Ельцина в течение пяти лет с 1995 года. За некоторое время до этого ко мне обратился тогдашний председатель Комитета РФ по печати с просьбой представлять его в деле против «Российской газеты». Я сказал «да». А спустя несколько месяцев раздался звонок из Администрации Президента, и меня пригласили туда, сказав, что я уже представляю ведомство по печати, а с иском к Борису Николаевичу обратился предыдущий председатель комитета Борис Сергеевич Миронов. Я попросил время ознакомиться, выяснить, есть ли правовая позиция – может, действительно указ об увольнении был незаконным. Посмотрел и обнаружил, что указ абсолютно легитимен: президент вправе был снять любого министра безо всяких согласований и назначить нового.

А Бориса Николаевича я видел всего 5–7 минут. Когда выписывали эту доверенность, глава Администрации Президента Сергей Александрович Филатов сказал: «Андрей Семёнович, надо пойти, чтобы Борис Николаевич, подписывая, видел, кому и чего». И он меня завел в кабинет Ельцина. Борис Николаевич усадил меня, я стал объяснять. Он говорит: «Понятно, всё знаешь. Ну давай». Я уже выходил, как он меня окликнул: «Андрей! Ну ты там, это, давай держись!»

И я пошел держаться и держался пять лет – до тех пор, пока он не ушел в отставку. Потому что было еще два дела мэра Владивостока Виктора Черепкова, тоже о восстановлении в должности. На самом деле, эти дела не были особо сложными – чтобы их провести, не надо быть выдающимся адвокатом.

Беседовал Валерий ЖУКОВ